Среди ведущих представителей галицко-русского движения в Восточной Галиции в XIX в. особое место занимает Иоанн Григорьевич Наумович (1826-1891) – один из наиболее ярких и в то же время незаслуженно забытых общественных и церковных деятелей Червонной Руси второй половины ХIX века. Будучи греко-католическим священником, позже перешедшим в православие и по политическим мотивам эмигрировавшим из Австро-Венгрии в Россию, И. Наумович постоянно выступал в качестве энергичного и бескомпромиссного защитника прав галицко-русского крестьянства как депутат галицкого краевого сейма и австрийского рейхсрата; как идеолог и зачинатель «обрядового» движения в греко-католической церкви, направленного на защиту восточного обряда от стремительно наступавший латинизации; а также как будитель и талантливый организатор галицко-русского народа, создавший в 1874 г. знаменитое Общество имени М. Качковского, деятельность которого была направлена на развитие просвещения и подъем экономического и морального уровня галицких русинов.
Полоцкий церковный собор И. Наумович однозначно оценивал как «великое и славное событие», ознаменовавшее собой торжество исторической справедливости в виде «воссоединения униатов с прародительскою их восточно-православною церковью» [3, c. 1]. В своей статье, посвященной пятидесятилетию Полоцкого собора, Наумович подчеркивал, что «со времени крещения нашей Руси при равноапостольном князе Владимире в 988 г. предки наши были православными… и оставались такими на всем пространстве русской земли, пока в 1596 г. не разорвана была связь нашей церкви в западно-русских странах с восточно-православною церковью, разорвана незваными пришельцами с запада, навязавшими нашим отцам унию… Но заведенное лестью и насилием чужими людьми, заведенное не ради истины Христовой и спасения душ, а ради властолюбия римских пап и ради политических расчетов бывшей польской республики, сейчас же стало падать после соединения литовско-русских областей Польши с Россией… Явились во главе униатской церкви мужи, исполненные апостольским духом, открывшие глаза народу и призвавшие его к поголовному воссоединению… Таким апостольским мужем был митрополит Иосиф Семашко со своими сподвижниками, трудами которых совершилось воссоединение с древнею православною церковью всех западно-русских областей… по реку Буг» [3, c. 1]. Примечательно, что подобная убийственно-точная оценка церковной унии и причин ее падения была дана бывшим греко-католическим священником из Восточной Галиции.
* * *
Тема церковной унии и её трагических последствий для русинов Галиции красной нитью проходит через все многообразное творчество И. Наумовича, который именно унию считал одной из важных причин исторических несчастий коренного населения многострадальной Галицкой Руси. В одном из своих произведений Наумович сравнивает Галицкую Русь с несчастным христианским ребенком, похищенным у родителей толпой бродячих цыган и заточенным в темной пещере без солнечного света и свежего воздуха. «Это бедное, несчастное христианское дитя и все, что оно вытерпело от цыган в темной пещере, представляет мне наш галицко-русский народ, который много выстрадал в своей исторической жизни» [4, c. 21], – говорит один из литературных героев Наумовича. Зловещий образ похитителей-цыган из темной пещеры под пером Наумовича предстает ярким символом многовекового польского господства над Червонной Русью и его трагических последствий, превративших галицких русинов в «детей подземелья». «Тянется эта неволя с того времени, когда польские иезуиты, порешив ополячить нашу Галичину, опутали ее своими сетями и заключили договор с польским правительством, чтобы всеми способами притеснять русских и их православную веру. Правда, стремясь погубить русский народ, Польша сама себя погубила, – констатирует Наумович. – Польша пала от ненависти, а Русь крепка терпением своим…» [4, c. 41].
Подробно анализируя истоки и характер унии, Наумович отмечал, что «смелым шагом к осуществлению католическо-польских намерений» была уже Люблинская уния 1569 г., логическим следствием которой явилась церковная уния в Бресте [3, c. 8]. Мозговым и организационным центром подготовки унии стали приглашенные в Польшу иезуиты, которые, по словам Наумовича, изучив во второй половине XVI в. православную церковь в западно-русских областях Речи Посполитой, «пришли к убеждению, что ввиду распространявшегося в Польше протестантизма им невозможно сразу действовать на две стороны, обращать протестантов и приступать к совершенному окатоличению западно-русского народа. Вот и придумали они создать мост, по которому православные не сразу, а лишь со временем должны пройти от востока к западу, от православия к настоящему латинству. Этим мостом была уния» [3, c. 10]. Процесс подготовки унии активно шел при правлении короля Стефана Батория, который коллегию иезуитов в Вильно «возвысил до степени академии; в ней-то и должна была подготовляться русская православная молодежь для борьбы с православием и для введения унии. Иезуитам он отдал в городе Полоцке все православные монастыри и церкви, и основал там иезуитскую коллегию… Иезуиты и их помощники, – подчеркивал Наумович, – отравляли сердца молодежи ядом ненависти к православной вере, представляя ее хлопской верой…» [3, c. 11-12].
Наумович обращал внимание на то, что главной целью иезуитов была искусная пропагандистская работа в первую очередь среди западно-русской элиты, которую стремились обратить непосредственно в католичество, минуя унию, предназначавшуюся для низших социальных слоев. «Как только иезуиты успевали пробраться в дворянские дома в качестве воспитателей молодежи…, то ни словом не упоминали об унии, а прямо предлагали своим воспитанникам принимать католичество и латинскую обрядность (nobiliorem ritum), т.е. более благородную обрядность; уния же должна была только морочить низшее духовенство и народ… до тех пор, пока вера в папу как наместника Христа и преемника апостола Петра не войдет в его кровь и мозги, а тогда уже уния сама поведет к латинству. …Иезуиты говорили смело и громко, за ними стояла власть, шляхта и король» [3, c. 14], – констатировал Наумович.
При Сигизмунде III активность иезуитов резко возросла; символично, что духовником польского короля стал один из архитекторов унии известный польский иезуит и «опытный проповедник» П. Скарга; при этом, как признает галицко-русский просветитель, сложившиеся обстоятельства «благоприятствовали планам иезуитов. Православная церковь не имела тогда достойных иерархов в Литовской Руси. Большая часть иерархии была уже заражена польским шляхетским духом. Иезуиты, – отмечает Наумович, – накинули на всю Русь и Литву католическую сеть, имея опору в самом короле и в шляхте, которая с каждым годом все более и более переходила в латинство… Большинство епископов с митрополитом во главе уже были явными униатами, остались в православии только два епископа: Михаил Копыстенский Перемышльский и Гедеон Балабан Львовский» [3, c. 17-18].
Созванный в Бресте в 1596 г. собор разделился на сторонников и противников унии; при этом исход дела, как указывал Наумович, был уже заранее предрешен позицией польских властей, сделавших ставку на унию. По словам галицко-русского просветителя, в 1596 г. в Бресте «православный собор рассуждал и опровергал её. Униатскому собору не нужно было рассуждать о ней и вести прение: уния давно была решена без собора и утверждена была папою, рассуждать было не о чем. …Король признал униатов преданными престолу и отечеству и объявил, что на противников унии, т.е. православных, смотрит как на отступников от церкви Божией, как на нарушителей общественного спокойствия» [3, c. 29-30].
Сразу после провозглашения унии в Бресте в 1596 г. многочисленное православное население Речи Посполитой, объявленное властями вне закона, стало подвергаться растущей дискриминации и преследованиям, которые приобретали все более свирепые формы. Отказ от принятия унии автоматически мог повлечь за собой самые разнообразные репрессии вплоть до наиболее жестоких и изощренных физических расправ. Уроженец Галиции И. Наумович, хорошо знакомый с историей данного вопроса, отмечал, что «православные, не принявшие унии, были гонимы до крови. Православных убивали, жарили на огне, разрывали в куски, сажали на колы, снимали с них живых кожу, отнимали имущество, грабили, и текла братская славянская кровь, и русские православные девицы должны были вместо лошадей запрягаться в телеги и возить жирных иезуитов» [3, c. 33].
Что касается униатской церкви и униатов, то их положение с самого начала оказалось двусмысленным и незавидным. Униатов, по словам галицко-русского просветителя, «ненавидели все: ксендзы и поляки за то, что они имеют ещё свои церкви и свои обряды, хотя искаженные, но все-таки восточные, а не сделались чистыми католиками. Православные их ненавидели как отступников от истинной соборной церкви, о них говорили с презрением, что они бежали из Константинополя и не добежали до Рима» [3, c. 34].
Очень быстро уния стала главной причиной длительных межконфессиональных и межнациональных потрясений, охвативших Речь Посполитую в начале XVII в., что впоследствии обусловило резкое ослабление этого государства и его последующее исчезновение с политической карты Европы в конце XVIII в. в результате разделов. Уния «усилила взаимную вражду между поляками и русскими во всей Западной России и стоила тем и другим целых рек крови, пролитой в войнах малороссийских казаков с Польшей» [1, c. 9].
И.Г. Наумович обращал особое внимание на то, что все обещания римских пап о неприкосновенности обрядов униатской церкви с самого начала оказались нарушенными; практически сразу после введения унии началась систематическая латинизация униатской церкви и перевод униатов в римское католичество. По словам галицко-русского деятеля, многочисленные обещания Рима «о почтении русской обрядности совершенно ложны; все грамоты пап, которыми униатам воспрещается принимать латинство, были только ловушкой; на деле латинские ксендзы перетягивали в латинство целые селения и за это удостаивались наград, но никогда не получали упрёков от папы и римской курии. Посмотрите на окрестности Вильны, Полоцка, Холма, – призывал своих читателей И. Наумович. – Все почти деревни вокруг этих городов совершенно олатинены и ополячены и такое олатинение долго не прекращалось даже под русским правительством» [3, c. 34]. В первые десятилетия XIX в., по данным И.Г. Наумовича, число униатов на белорусско-литовских землях «умалилось до полутора миллионов, за то более чем удвоилось число перехваченных в латинство. Целые селения отказывались от унии и ополячивались. Такие совращения в латинство приводили пап и их слуг в восторг и совратители вознаграждались обильно. …В 1807-1808 годах совратилось более 50.000 униатов в латинство, переходя в него целыми приходами» [3, c. 37, 45].
Крайне негативно оценивал И.Г. Наумович и широко распространенную практику систематической латинизации обрядов униатской церкви. «Уния завела «тихие мши», органы, всю литургию исковеркала, так что Св. Василий Великий и Иоанн Златоустый… не могли бы признать эти литургии за свои, – с сарказмом замечал галицко-русский просветитель. – Как может общая молитва, в которой должен участвовать весь народ, быть тихою, шёпотом произносимою? Не было ли это простым, рабским подражанием латинским ксендзам? …Униатская обрядность дошла со своим приближением к латинству до нелепостей. Никто не разберёт: богослужение это или насмешка над богослужением» [3, c. 35, 42]. Нарушение традиционной восточной обрядности униатской церкви и её последовательная латинизация болезненно воспринимались Наумовичем, который, являясь греко-католическим священником в Восточной Галиции, инициировал там во второй половине XIX в. «обрядовое движение», направленное на возрождение традиционных обрядов в униатской церкви.
Подобное поведение римской курии в отношении униатов позволило И.Г. Наумовичу сделать вывод о том, что «уния основана была на лжи, ложью заведена и поэтому её постигла такая судьба, какая обыкновенно постигает ложь» [3, c. 34]. Борьба с «ложью унии» выпала на долю митрополита И. Семашко, которого И.Г. Наумович охарактеризовал как «Моисея для литовско-русских униатов», как «мужа глубокой веры, высоких христианских добродетелей, светлого ума и железного, ничем неустрашимого характера» [3, c. 38]. Будучи высокопоставленным униатским иерархом и постоянно сталкиваясь с фактами «совращения в латинство» литовско-русских униатов, Семашко, по словам И.Г. Наумовича, «убедился, что борьба с такою властью, как Рим с иезуитами, немыслима, что Рим никогда не сдерживает принятых на себя обязанностей, имея на всё коварные извинения, и что напрасно ждать от него справедливости. Он часто посещал, переодетый в мирское платье, православные церкви, наслаждался чудным богослужением и пением и сравнивал это все со страшным запустением в униатской церкви… И вот родилась у него мысль: зачем же нам, униатам, гонимым теми, которые завели унию, держаться гонителей, пламенно желающих нашего уничтожения? Где же древняя наша, некогда православная Русь?» [3, c. 41].
Кропотливая работа митрополита Семашко по созданию условий для воссоединения западнорусских униатов с Русской Православной церковью была сопряжена с колоссальными угрозами и наталкивалась на многочисленные препятствия. И.Г. Наумович подчёркивал, что Семашко «взял на себя всё бремя ненависти могущественных тогда поляков и не уступал ни на шаг, не входил с ними ни в какие сделки. Все удивлялись его смелости, с которой он разъезжал по епархии. Он считал себя орудием в руках Божьего Промысла для совершения начатого святого дела» [3, c. 51]. При этом, как деликатно замечал И. Наумович, Семашко очень часто приходилось бороться «не только с врагами, но и с податливостью доброго русского правительства» [3, c. 46], которое далеко не всегда было способно понять его замыслы и оказать поддержку его деятельности.
Полоцкий собор, состоявшийся 12 (24) февраля 1839 г. в Софийском соборе древнего Полоцка, знаменовал собой решающий акт в деле «возвращения прельщённых униатов на лоно родной их матери, православной церкви. Прошло уже 50 лет, – писал в 1889 г. И.Г. Наумович, оценивая деятельность митрополита Семашко, – и видны уже богатые плоды его неутомимых трудов и в других странах. Уже и Холм воссоединился в 1875 г., а Червонная Русь дожидается дня свободы, когда скажет свое громкое слово, и не далеко уже то время, когда вся Русь восхвалит Бога едиными устами и единым сердцем!» [3, c. 62].
Однако главное значение Полоцкого церковного собора и деятельности митрополита Семашко заключается в том, что, по мнению Наумовича, они избавили полтора миллиона западнорусских униатов от неминуемой участи полного окатоличивания и полонизации. Как писал И.Г. Наумович, подобная участь была бы неизбежной в случае, если бы эти действия не были предприняты или опоздали на «несколько десятков лет» [3, c. 38].
Примечательно, что критические оценки унии, сделанные И.Г. Наумовичем, полностью разделялись и другими крупными учеными. Так, один из основателей современной белорусистики, известный ученый-славист академик Е.Ф. Карский в своём фундаментальном труде «Белорусы» также указывал на деятельность иезуитов и на «слабость и невежество православной высшей иерархии» Западной Руси как главные причины совращения в унию. Саму же унию Карский справедливо характеризовал как «вероисповедный суррогат, очень полезный в государственном отношении для Речи Посполитой, так как церковная уния, с одной стороны, отдаляла белорусов от великороссов, а с другой… – приближала к полякам-католикам, часто служа переходной ступенью к католичеству и, таким образом, являясь дальнейшим этапом на пути полонизации Белоруссии» [2, c. 183].
ЛИТЕРАТУРА
- Горит! Рассказы протоиерея И.Г. Наумовича. – Москва: Типография товарищества И.Д. Сытина, 1889. – 188 с.
- Карский Е.Ф. Белорусы. Том III. – Петроград, 1922. – 318 с.
- Протоиерей И. Наумович. Пятидесятилетие (1839-1889) воссоединения с православной церковью западно-русских униатов. Исторический очерк.
– Санкт-Петербург: В Синодальной типографии, 1889. – 112 с.
- Сочинения Протоиерея И. Наумовича. Повести и рассказы из галицко-русской жизни. Том II. – Петроград, 1914. – 221 с.
