Русины-лемки являются самой западной частью карпатских русинов, относящихся к восточнославянской этноязыковой общности. Область проживания карпатских русинов на северных и южных склонах Карпат глубоким клином вдавалась в западнославянскую этноязыковую область, отделяя поляков на севере от словаков на юге. Историческая родина русинов-лемков – северные склоны Карпат в Западной Галиции, на востоке ограниченные рекой Сан, отделяющей населенные лемками земли от украинцев Восточной Галиции. На западе область расселения лемков достигала верховьев рек Попрад и Дунаец, доходя до г. Новы Сонч. Впрочем, русский историк И.П. Филевич, ссылаясь на распространенность восточнославянской топонимики на территории южной Польши, считал, что в раннее средневековье русины занимали значительно большую область проживания, которая впоследствии уменьшилась в результате польской колонизации и последующего «этнографического перерождения» местного восточнославянского населения. «Если сопоставить географическую номенклатуру, обнаруживающую значительное количество названий от корня Рус, не только на правом, но и на левом берегу Вислы, то получится ряд несомненных доказательств присутствия Руси в самых… коренных пределах Малой Польши, – отмечал Филевич. – Перерождение значительной части русских хорватов в малополяков мы можем иллюстрировать документально. Процесс этнографического перерождения на широком пространстве карпато-дунайской земли не может подлежать сомнению» (Филевич 1895: 214).
Если русины к югу от Карпат постепенно вошли в состав Венгрии, возникшей после прихода кочевых мадьярских племен в Паннонию в конце IX в., то Лемковина как часть Галицкого княжества с 1340 до 1772 г. находилась в составе польского государства. Западная часть Лемковины вошла в состав Польши еще раньше. В 1772 г. с присоединением польской Галиции к Австрийской империи все карпатские русины были объединены в рамках государства Габсбургов, где русины-лемки оказались в составе австрийской провинции Галиция, а русины южных Карпат – в составе Венгерского королевства.
Усиление конфессионального и национального гнета на восточнославянское население Польши и Венгрии, выразившееся в заключении Брестской (1596 г.) и Ужгородской церковной унии (1646 г.), создало потребность в мощном славянском покровителе-единоверце, в роли которого для карпатских русинов с начала XIX в. все активнее выступает Россия. В середине и второй половине XIX в. среди русинской интеллигенции большое распространение получают русофильские идеи, трактовавшие карпатских русинов как наиболее западную ветвь единого русского народа от Карпат до Тихого океана.
Особую роль в распространении данных идей на Лемковине сыграли местные греко-католические священники, недовольные растущей полонизацией и латинизацией обрядов греко-католической церкви. С распространением украинской этнической идентичности в Восточной Галиции в конце XIX – начале XX в. связано и окончательное становление самосознания русинов-лемков, которые, не восприняв украинскую ориентацию своих восточных соседей – русинов Восточной Галиции, сохранили свою традиционную идентичность. Термин «лемко» (производное от широко распространенного в местных русинских диалектах наречия «лем», которое переводится как «лишь», «только») появляется уже в XIX в., однако в качестве этнонима данный термин стал употребляться с начала XX в. Именно в это время местные русинские деятели, обеспокоенные активизацией украинского движения в соседнем Львове, стали использовать регионализм «лемко» в качестве самоназвания, чтобы отличить русинское население к западу от реки Сан, большинство которого не приняло украинскую самоидентификацию, от русинов Восточной Галиции и Буковины, постепенно становившихся украинцами.
Начало ХХ в. было отмечено растущим противостоянием между русофильской интеллигенцией Лемковины и украинцами Восточной Галиции. Первая мировая война повлекла широкомасштабные репрессии австрийских властей против русинов-лемков, что стало одной из самых трагических страниц истории лемковского народа. Преследования русофильской интеллигенции лемков австрийскими властями начались с первых дней войны. «Вся Лемковина была покрыта виселицами, на которых гибли ее лучшие сыны…. Острый плуг войны точно перепахал Лемковину» (Лемкин 1969: 139), – писал лемковский историк – очевидец описываемых событий. С сентября 1914 по весну 1915 гг. русские войска занимали большую часть территории австрийской Галиции, включая территорию Лемковины, где русская армия встретила доброжелательное отношение местного населения. После отступления русской армии австрийские военные власти арестовали около пяти тысяч лемков, подозреваемых в шпионаже в пользу России, в основном представителей интеллигенции, которые были брошены в австрийский концлагерь Талергоф неподалеку от Граца. Значительная часть узников Талергофа погибла, не выдержав издевательств и нечеловеческих условий содержания. По сути, в Талергофе был ликвидирован цвет русофильской интеллигенции русинов-лемков, а сам концлагерь вошел в историческую память русинского населения как символ мученичества за народность и веру (Талергофский альманах 1930). После трагических событий 1914-1915 гг. среди лемков широко распространилось мнение о том, что в трагедии Талергофа виновны местные украинофилы, доносившие австрийским властям на своих идеологических врагов-русофилов. «По лемковским селам под видом торговцев иконами… ходили украинские провокаторы и вели с селянами разговоры на политические темы, выдавая себя за друзей русского народа, – писал лемковский историк – очевидец событий. – У селян выясняли политические взгляды, все записывали, а потом отсылали властям. Таким образом был составлен список «moskalofilow»… На основе этого списка в начале войны была арестована вся лемковская интеллигенция и сотни селян…» (Лемкин 1969: 119).
После распада Австро-Венгрии осенью 1918 г. политическое движение на галицкой Лемковине с самого начала было ориентировано на Россию и на объединение с угорскими русинами, а не с образованной в ноябре 1918 г. Западноукраинской Народной Республикой (ЗУНР). Уже 5 декабря 1918 г. на съезде в западнолемковском городке Флоринка, в котором участвовало 500 делегатов от 130 лемковских сел, было принято решение образовать самоуправляющуюся лемковскую административно-территориальную единицу с собственной исполнительной властью (Начальный Совет во главе с греко-католическим священником М. Юрчакевичем) и законодательной властью (Русская Рада во главе с адвокатом Я. Качмарчиком) (Magocsi 1993: 97). Созданное административное образование положило начало существованию Русской народной республики лемков во Флоринке. Первыми шагами руководства лемковской республики было создание национальной гвардии и организация школ и кооперативов. В школах в качестве языка обучения вводился русский язык; в церковной сфере предпринимались попытки приблизить греко-католическую литургию к православию (Moklak 1994: 68). Во внешней политике руководство лемковской республики, состоявшее из убежденных русофилов, стремилось к административному объединению русинов по обе стороны Карпатского хребта, созданию единого государственного образования Карпатская Русь и к ее последующему вхождению в состав России, апеллируя к опыту 1914-1915 гг., когда Галиция была занята русской армией. Если вхождение в состав России было главной целью лидеров лемковской республики, то вхождение Лемковины в состав Польши являлось для них наименее приемлемым вариантом, который они стремились любыми способами избежать.
Сразу после съезда во Флоринке руководство лемковской республики присоединилось к другим галицким политикам-русофилам, образовавшим в г. Санок Народный Совет Русского Прикарпатья, который, надеясь на «восстановление порядка в Русском Государстве», в своем меморандуме от 26 декабря 1918 г. писал: «Царское правительство… долго не обращало внимания на своих единокровных русских братьев в Прикарпатье. И только в последнее время, стараясь исправить свою роковую ошибку…, устами министра Сазонова… провозгласило в 1914 г. присоединение Прикарпатья к великой Русской Империи. Имеем надежду, что Державная Русь останется в эту важную минуту верной своим словам… Мы, – завершали свое послание лидеры Народного Совета Русского Прикарпатья, – чувствуем и сознаем себя… гражданами единого, великого Русского Государства, не признаем на нашей земле никакой мадьярской, польской, габсбургско-украинской и какой бы то ни было чужой власти…» (Bratislava 1931: 530). Свою подпись под этим красноречивым документом поставили и руководители лемковской республики во Флоринке.
Стремление лемковских политиков к воссоединению с Россией оказалось иллюзией. Гражданская война в России, военные успехи Польши и состояние дел на мирной конференции в Париже вынудили лидеров лемковского движения сменить внешнеполитические приоритеты, переориентировавшись на Чехословакию. Уже в конце декабря 1918 г. представители лемков отправились в Прагу с целью прозондировать возможность вхождения Лемковины в состав Чехословакии и установили контакты с Русской Народной Радой в восточно-словацком Прешове. Лидер Прешовской Рады русофил А. Бескид вместе с представителем лемков Д. Собиным 12 марта 1919 г. направил чехословацкому правительству меморандум, в котором констатировалась «угроза самому существованию русского народа Лемковины в условиях польских зверств». В меморандуме выражалась просьба присоединить «северо-карпатскую часть русской ветви» вместе с угро-русинами южных склонов Карпат к Чехословакии, где будет обеспечена их «свобода и автономная независимость» (Horbal 2004: 149). Меморандумы аналогичного содержания были отправлены 20 апреля 1919 г. Парижской мирной конференции и 1 мая 1919 г. – американскому президенту Вильсону. Однако кроме дежурного сочувствия со стороны Масарика и Крамаржа добиться большего от чехословацких властей русинским лидерам не удалось. По обоснованному мнению Б. Горбала, проблема Лемковины была для чехов лишь одним из инструментов давления на Варшаву в условиях чехословацко-польских споров по поводу Тешина, Оравы и Спиша (Horbal 2004: 152). Польское руководство, отношения которого с Чехословакией были натянуты из-за пограничных споров в Силезии, решило положить конец существованию лемковского государственного образования, прочехословацкая ориентация которого воспринималась Варшавой даже более болезненно, чем прорусская. После почти двухгодичного существования республики лемков во Флоринке ее территория в конце марте 1920 г. была занята польскими войсками, а правительство арестовано.
Пребывание лемков в составе межвоенной Польши было отмечено как дискриминационной политикой польских властей в отношении восточнославянского населения Лемковины, так и ростом украинского влияния из соседней Восточной Галиции, встречавшего ожесточенное сопротивление со стороны лемковской русофильской интеллигенции. Общая численность русинов-лемков в межвоенной Польше по официальным данным составляла к 1931 г. около 130 тысяч человек, проживавших в 180 преимущественно лемковских деревнях и в нескольких десятках смешанных лемковско-польских сел (Encyclopedia of Rusyn History and Culture 2005: 293). В целом среди населения Лемковины продолжали доминировать русофильские настроения, что нашло свое выражение в деятельности лемковской республике во Флоринке, русофильское руководство которой в условиях невозможности присоединения к России длительное время пыталось добиться вхождения в состав Чехословакии вместе с угорскими русинами, стремясь любыми путями избежать присоединения к Польше. Неприятие польского государства и осознание исторической связи с Россией проявилось на Лемковине в ходе переписи населения в 1921 г., когда некоторые представители лемковской общественности заявляли, что «польская перепись не распространяется на лемков» и указывали «российское подданство» (Moklak 1997: 146).
Практическая политика польских властей по отношению к Лемковине определялась, с одной стороны, стремлением опереться на местных москвофилов как на противовес набиравшему силу украинскому движению, что было особенно актуально до решения Совета Послов Антанты о признании Восточной Галиции частью Польши 14 марта 1923 года. С другой стороны, Варшава стремилась держать лемковских русофилов в определенных рамках, препятствуя с их помощью украинскому влиянию на Лемковину и одновременно способствуя полонизации лемковского населения. Примечательно, что на западе Лемковины польская администрация, опасаясь доминирующих там москвофилов, поддерживала украинцев, в то время как на востоке Лемковины, где влияние украинской пропаганды давало определенные результаты, польские власти поддерживали русофилов против украинцев. Если в течение 1920-х гг. польские власти в большей степени поддерживали на Лемковине украинцев, то с конца 1920-х гг. Варшава направляет основные усилия на ослабление украинского движения.
Лемковский корреспондент прешовской газеты «Русь», сообщая о многочисленных злоупотреблениях польских властей на территории западной Лемковины в ходе переписи населения в 1921 г. писал, что «горлицкий староста издал распоряжение, в соответствии с которым руснаки могут записываться только как «русины» или «украинцы», но не могут быть записаны как «русские». Тут мы и увидели, что беспокоит Польшу, – констатировал лемковский корреспондент. – Украинцем ты можешь быть, русином тоже, но русским человеком не смеешь, ибо свет узнал бы тогда, что в Горлицком округе живет тот же народ, что и в Москве» (Русь 1921). Для противодействия русофилам на Лемковине польские власти уже в 1919 г. начали кампанию по выявлению лиц непольской национальности в полиции, погранохране и среди почтовых служащих. Данные лица переводились с территории Лемковины в центральные регионы Польши, а их места занимались этническими поляками. Кроме того, Варшава с самого начала стремилась изолировать лемковские церковные приходы от греко-католического духовенства из Восточной Галиции, связанного с украинским национальным движением.
Национальная политика польских властей на Лемковине в 1930-е гг. была направлена, с одной стороны, на поддержку русинских организаций среди лемков, «москвофильская» ориентация которых использовалась Варшавой для противодействия усилившемуся украинскому движению, которое пыталось «пробудить» все еще спавшее, по мнению украинских идеологов, украинское самосознание у русинов-лемков. С другой стороны, польские политики стремились не допустить окончательной победы и радикализации русинских «москвофилов» (Stepek 1984: 33).
В целом национальная политика официальной Варшавы в отношении Лемковины, окончательно оформившаяся к началу 1930-х гг., исходила из того, что поскольку полонизация коренного русинского населения Лемковины являлась трудноосуществимой, было необходимо стремиться к усилению этнокультурной и языковой изоляции лемков от украинцев Восточной Галиции. Польским властям это представлялось более реальной задачей. «Польская акция» на Лемковине, включавшая целую систему мер этнокультурного воздействия на местное карпато-русское население, была достаточно продуманным, организованным и институционально оформленным проектом, который осуществлялся и координировался правительственным Комитетом по делам Лемковины, включавшим представителей Президиума Совета Министров, МВД и кураторов краковского и львовского образовательных округов » (Stepek 1984: 34).
Продолжение следует…