Насильно введенная в Речи Посполитой в 1596 г. церковная уния держалась благодаря государственной поддержке католических властей. Первые униатские митрополиты Михаил Рагоза и особенно Ипатий Потей прилагали немалые усилия, чтобы в унию переходили священники. Различными репрессивными мерами им удалось привести к этому значительную часть подведомственного духовенства. Однако и по прошествии двух десятков лет уния держалась еще весьма непрочно. Неоднократно представители православной шляхты и украинские казаки поднимали на местных сеймиках и общегосударственных сеймах требование уничтожить унию. Общественное волнение, обусловленное ее введением, не прекращалось.
В инструкции папскому нунцию в Польше Джованни Ланчеллоти 1622 г. говорилось: «Фактически существуют епископы и пастыри-униаты, но они почти без паствы и к тому же они опасаются, чтобы их не изгнали из их епархий и чтобы они не были лишены церквей, отобранных у православных и им переданных»[1]. А предшественник Ланчеллоти, нунций Козимо де Торрес, писал в своем донесении в Рим в 1622 г.: «Мало русинов переходит в унию и препятствия в их обращении больше, чем в обращении лютеран и кальвинистов»[2].
В связи с таким шатким положением унии нужна была не только внешняя поддерживающая сила в лице польского короля Сигизмунда III и сенаторов, но также и внутренняя опора. Такой опорой с точки зрения нового униатского митр. Иосифа Вельяминова-Рутского (1613–1637) стало униатское монашество, сформированное им в 1617 г. по образцу католического ордена иезуитов в орден базилиан. Необходимость каких-то организационных мер была очевидной, т.к. многочисленные монастыри Киевской митрополии с введением унии находились в упадке из-за отсутствия монахов. По свидетельству упомянутого выше нунция Торреса, монахов во всех униатских епархиях было не более 200 человек, в то время как православных в одном Киеве было 800.
Свое название базилиане получили от имени св. Василия Великого (†379), одного из основателей восточного монашества, известного своим уставом для общежительных монастырей. Однако от восточной традиции базилиане сохранили весьма немного. Если для православных иноков главным стремлением остается уклонение от мирских забот и уединенная жизнь по любви к Богу, то для униатского монашества главной задачей было поставлено служение спасению ближних путем распространения и утверждения святой веры, т.е. унии. Это значит: учить, проповедовать, совершать исповедь. Особенно базилиане стремились обучать детей светских лиц, хотя строгие правила восточного монашества не одобряют размещение школ при монастырях. Монашеская дисциплина в базилианском ордене также отличалась от традиционной православной, например, униатские монахи могли три раза в неделю вкушать мясо. Если в православных обителях соблюдение богослужебного устава служит примером благочестия, то базилиане первыми встали на путь искажения восточных обрядов, несмотря на все запрещения делать это, неоднократно произносимые на их же собраниях (конгрегациях).
Видимым отличием базилиан от восточного монашества было особое орденское устройство, заимствованное от иезуитов. Если православные монастыри, как правило, подчиняются духовной власти местного епископа или митрополита, то во главе всех базилианских монастырей стоял особый начальник – выборный протоархимандрит. Все базилианские монастыри, находившиеся на территории Великого княжества Литовского объединялись в одну провинцию в честь Святой Троицы и не зависели в своем управлении от местных архиереев. Для рассуждения о важнейших делах ордена и выбора должностных лиц каждые четыре года в одном из монастырей провинции собирались генеральные конгрегации (собрания представителей руководства ордена). На них мог присутствовать и митрополит как глава униатской иерархии и базилианского ордена. Свою помощь протоархимандриту оказывали другие выборные лица: секретарь (вел протоколы конгрегаций), советники (консульторы) и провинциал (викарий протоархимандрита, производивший осмотр монастырей). Глава базилианского монастыря, так называемый «старший» в отличие от правил восточного монашества избирался на определенный срок (четыре года). При нем также составлялся совет по управлению монастырем, куда входили монитор или ревнитель (оценивал решения «старшего» и мог критиковать их), «блюститель» (наблюдал за жизнью монастырской братии и сообщал об открывшихся недостатках). В монастыре также были и другие должности: проповедник, духовник, эконом, наместник (викарий «старшего»), келарь (кладовщик), привратник, библиотекарь. Желающие вступить в монашество готовились к этому определенный для каждого особый срок в качестве новициев (послушников, новоначальных).
Особенностью монастырского уклада был обычай ежегодно в день памяти св. Василия Великого возобновлять монашеские обеты безбрачия, послушания и бедности (в православных обителях обеты даются один раз).
Характерной чертой униатского монашества было выделение и чествование тех, у кого были должности и священнические степени (клирики). Простые монахи, выполнявшие в монастыре черные работы, зачастую не умевшие не писать, ни читать, считались низшими в монашеской иерархии (так называемые «профаны», ремесленники). Они отличались своим внешним видом от клириков и приносили особый обет об отказе вступать в духовные степени.
Внутренняя жизнь монашеского ордена должна была оставаться совершенной тайной для посторонних. Никакие жалобы и конфликты не могли выноситься за стены монастыря. Ослушников ожидали строгие наказания в виде заключения в темницу и последующих ограничений. Правила такого рода охраняли видный статус базилиан в униатской митрополии.
Организованное таким образом униатское монашество выдвигалось в унии на первое место. Белое духовенство заметно уступало монашеской братии и по материальной обеспеченности, и по уровню образования. Правда, митр. Иосиф Вельяминов-Рутский предполагал создать среди него своего рода духовную элиту и даже ввести целибат для белого духовенства. Для соответствующего образования и воспитания в Минске предполагалось в 1626 г. открыть семинарию. Однако собранная на семинарию большая сумма пошла на военные расходы из-за казацких выступлений, и семинария так и не была открыта. Базилиане приложили все усилия для того, чтобы остаться единственным духовным лидером в унии. Постепенно в их руках концентрировались все имения, предназначенные для заведения школ и содержания священнических советов при епископских кафедрах (капитулов). Получившее самостоятельное управление униатское монашество сохранило привилегированное положение в униатской иерархии. Из его рядов выходили будущие митрополиты и епископы, их ближайшие помощники (викарии-коадьюторы). Сами же базилиане были открыты для вступления в свой орден монашествующих из католиков-латинян. Таким образом, внутри унии образовался своего рода духовный и организационный костяк из людей, державших в своих руках ключевые должности и бывших при этом самыми ревностными приверженцами католичества.
Изменения церковной жизни, происходившие в унии в течение всего XVII в., как в фокусе нашли свое выражение в деяниях местного униатского Собора, состоявшегося в местечке Замостье Люблинского воеводства Польши. По замыслу организаторов Собор должен был укрепить дисциплину и упорядочить богослужение. Однако по силе своих решений он был не простым собранием церковных иерархов для обсуждения текущих административных вопросов. В истории унии Замойский Собор имел судьбоносный характер, поскольку подтвердил ее дальнейшую латинизацию.
«Свентая еднасть» с Римской церковью не раз могла разрушиться не только от угрозы восставших против религиозного притеснения казаков. Сами униаты смущались внутренними неурядицами между белым духовенством и монашеством, испытывали на себе произвол со стороны католиков-латинян, выслушивали укоры от православных в отступлении от отеческой веры. От всего этого между униатами бытовали разные настроения: и стремление полностью слиться с латинством, и мысли возвратиться в православие. Соответственно, в одних униатских храмах совершали службы «по старине», ничего не отменяя и сохраняя восточный обряд, в других приходские священники ориентировались на вкусы ктиторов, которые, за малым исключением, были католиками-латинянами и предпочитали видеть в униатском богослужении присущие латинству особенности. Униатское монашество (базилиане) действовало в унии как самостоятельная сила, направленная на теснейшее сближение с католичеством. Таким образом, с одной стороны, накопившиеся беспорядки требовали исправления, а с другой стороны, наиболее ревностные униаты стремились в очередной раз открыто выразить свою приверженность римскому учению. Поэтому, удовлетворяя настойчивую просьбу митрополита Льва Кишки, папа Климент XI в 1716 г. разрешил униатам провести свой провинциальный, т.е. местный Собор.
Однако он открылся спустя четыре года после некоторых колебаний и проволочек и не во Львове, как это планировалось первоначально, а по предложению нунция Иеронима Гримальди, в Замостье. Сюда прибыли униатский митрополит Лев Кишка и все шесть полномочных на тот момент униатских епископа. Монашество представлял протоархимандрит базилианского ордена со своими ближайшими помощниками. Из епархий прибыли также благочинные (деканы) и их заместители. Миряне были представлены несколькими старшими членами львовского униатского братства. Конечно, на Соборе были представители и латинского духовенства. Председательствовал не митрополит, а нунций Гримальди, что показало недоверие униатам со стороны Рима. С 26 августа по 17 сентября 1720 г. состоялись три заседания Собора, на которых были приняты 19 глав постановлений, касающихся веры, церковного устройства и богослужения.
После обычных приветственных речей все участники Собора должны были подписать Исповедание веры со всеми присущими католичеству особенностями, включая Филиокве, главенство папы, чистилище, причащение под одним видом и другими положениями, которые формулировали Флорентийский и Тридентский Соборы. Текст присяги не был чем-то новым в истории унии. Именно такое исповедание веры произнесли в Риме в 1595 г. епископы Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий от лица всего русского клира и народа. Смысл повторного действия в Замостье был тот, что последующие постановления должны приниматься в соответствии с главной целью – закрепить принятую однажды унию. Эта обязанность лежала на духовенстве, поэтому внимание участников затем было обращено на управление епархиями и дисциплину священников.
Особенностью Русской Церкви от самого ее начала при князе св. Владимире была обширность епархий. Редкий епископ и, тем более, митрополит мог лично осмотреть храмы своей области, разбросанные на сотни километров вокруг епархиальных центров. Униатские епархии были также обширны, и епископы не были в состоянии следить в них за порядком. По этой причине Собор учредил должность официала или ближайшего помощника епископа, который должен был избираться из среды белого духовенства, но на деле, по причине малообразованности приходских священников, всегда назначался из монашеского ордена базилиан. Круг его управленческих функций был обширен и приближался к епископским кроме поставления в иерархические степени. В помощь епископу назначались также наместник (судья), писарь (секретарь), «богослов» (советник). Для объездов епархии набирались особые визитаторы, которые посещали все приходы раз в один или два года. Таким образом, епископы поделились своими полномочиями в сфере управления и контроля. Вместе с новыми должностями в униатский обиход стала прочно входить и латинская терминология.
Еще одной особенностью церковной жизни было согласие ктитора (патрона) той или иной церкви определять к ней священника. Кандидату выдавалась по этому случаю особая запись, так называемая «презента». Кандидат на священническую должность отправлялся с презентой к епископу, жил в течение шести недель при кафедральном соборе, проходя все церковные должности и обучаясь будущему служению. Особые экзаменаторы должны были проводить испытания кандидата и докладывать о его готовности епископу. Перед посвящением в сан бралась расписка, в которой кандидат подтверждал, что получил презенту не за взятку или обещание отдать ктитору какое-нибудь церковное добро. Очевидно, что взяточничество при поставлении в священнический сан было распространенным злом, против чего и вооружился Замойский Собор.
Важной обязанностью священника является обучение основам веры. Традиционным средством для этого остается проповедь. Собор напомнил об этой обязанности и рекомендовал использовать краткие наставления, изложенные в катехизисе, издание которого было признано насущной потребностью. Священников должно было периодически проверять на знание катехизиса.
Ряд соборных постановлений касался богослужения. Здесь наиболее отчетливо проявилась тенденция к латинизации унии. Поминовение за богослужением имени папы римского и употребление Символа веры без католической вставки Филиокве, которые были до этого необязательными, стали теперь обязательными. Разрешено совершать литургию священнику в одиночку, так называемые «читаные литургии» (в православии для совершения литургии необходим хор или псаломщик). Петровский пост объявлен необязательным, равно как и пощение перед Причащением. Формула крещения с произнесением «аминь» после имени каждого лица Святой Троицы изменялась, было узаконено обливание вместо погружения в купель. Воспрещался восточный обычай освящать Святые Дары для Причащения больных в Великий Четверг и употреблять их затем в течение всего года. Вместо этого рекомендовалось производить соответствующее освящение раз в месяц. Вообще для хранения и перенесения Святых Даров были заведены по латинскому обычаю специальные сосуды («монстрации», «пушки»). В униатский календарь был внесен католический праздник Тела Христова. Литургию было разрешено совершать в частных домах. Это было связано с тем, что многие знатные люди устраивали у себя домашние алтари и часовни, в которых служили священники-капелланы.
Постановления Замойского Собора клонились, по-видимому, к увеличению порядка и дисциплины. Например, было решено открыть семинарию, а при каждом монастыре, имеющем больше двенадцати насельников, – училище. Однако многие благодетельные меры так и остались на бумаге. Невежество продолжало существовать как в среде простого народа, так и среди приходского духовенства, не увидевшего полноценно действующих семинарий до самых последних времен Брестской унии. Зато постановления Собора открыли широкую дорогу таким латинским нововведениям, о которых сначала не было и помину: стали убираться иконостасы, заводиться органы, в процессиях употреблялись колокольчики, заводились обычаи вроде лежания на земле крестом или хождения на коленях.
В Риме утвердили решения Замойского Собора не сразу, только в 1724 г., с оговоркой, что все постановления римских пап о сохранении униатами греческих обрядов должны остаться в прежней силе. Противоречивое решение: то, что сохраняла одна рука, разрушалось другой. Уния все больше и больше теряла облик восточного вероисповедания.
[1] Уния в документах: Сб. /сост. В. А. Теплова, З. И. Зуева. – Мн.: “Лучи Софии”
1997. С. 192.
[2] Там же. – С. 196.
