Заметно окрепшее к концу 1920-х гг. в Подкарпатской Руси украинское национальное движение все сильнее политизировалось и радикализировалось, вызывая растущую озабоченность чехословацких властей и прессы. Так, после убийства С. Петлюры в 1926 г. неподалеку от исторического центра Праги состоялась массовая траурная церемония, в которой участвовало 53 украинских обществ и организаций, включая и те, которые декларировали критическое отношение к украинскому национализму. Поведение украинской диаспоры в ходе данной акции вызвало обеспокоенность чехословацких органов безопасности.
Больше всего чехов беспокоили всё более отчетливые античехословацкие тенденции украинского движения и его усиливавшаяся ориентация на соседнюю Германию. Многочисленные предсказания карпато-русской прессы, которая ещё в начале 1920-х гг. обращала внимание чехов на потенциальную опасность украинского движения для чехословацкого государства, начинали сбываться. Влиятельная чешская газета «Народни листы», сообщая 13 июля 1929 г. о съезде украинской молодежи в Ужгороде, подчеркивала, что это мероприятие имело четкую античехословацкую направленность. «Украинизация при поддержке министерства иностранных дел, коммунистов и социал-демократов и вопреки предостережениям чехословацкой национальной демократии расширилась до опасных масштабов, – констатировали «Народни листы». – Сейчас правительственные чиновники вынуждены вносить коррективы в свою деятельность по причине крайней опасности украинизации. В наибольшей степени это направление поддерживается народной партией во главе с Волошиным. …Украинизм вновь доказал, что от него нельзя ожидать какой-либо благодарности чешскому чиновничеству… Украинский нарыв может означать в будущем и отторжение Подкарпатской Руси к Украине, если наступят какие-либо потрясения в среднеевропейской политике» (Národní listy. 13.7.1929),[1] – проницательно замечали еще в 1929 г. «Народни листы». Активизацию украинских националистов в Подкарпатской Руси отмечала в конце 1920-х гг. и коммунистическая «Карпатська правда», писавшая, что «в Чехословакии до недавнего времени трезубец ограничивался лишь Прагой, присматриваясь к украинской трудовой эмиграции. Но теперь он идет полным маршем и к нам в Закарпатье» (Карпатська правда. 23 червня (юния) 1929. Число 3).[2]
Орган влиятельной аграрной партии Чехословакии «Венков» в статье под примечательным названием «Ирредентизм в восточной Словакии», опубликованной 17 апреля 1930 г., сообщал об аресте шести украинских студентов, занимавшихся в населенных русинами областях Словакии «ирредентистской» пропагандой. Арестованные местной полицией студенты оказались «членами украинской военной организации. Задача этой организации состоит в подготовке создания Великой Украины, в состав которой должны также войти Подкарпатская Русь и восточная Словакия вплоть до Попрада, – писал «Венков». – На допросе арестованные выразили свое удивление тем, что в Словакии их арестовали за деятельность, к которой полицейские органы Подкарпатской Руси, где они находились до этого, относились терпимо и воздерживались от какого-либо вмешательства» (Venkov. 17.4.1930).[3]
Весьма примечательно на активизацию и радикализацию украинского движения в Подкарпатской Руси отреагировала газета «Подкарпатске гласы», выражавшая взгляды чехословацкой администрации в Подкарпатской Руси. Подводя итоги чехословацкой политики в отношении русинов, «Подкарпатске гласы» признавали 31 октября 1929 г., что «десять лет назад» чехословацкие власти начали административно поддерживать украинское направление, которое помимо этого также получало весомую поддержку со стороны социал-демократов и коммунистов. Констатировав, что за прошедшие десять лет украинское движение в Подкарпатской Руси пустило корни, «Подкарпатске гласы» с тревогой отмечали нарастание сепаратистских тенденций в рамках первоначально лояльного украинского течения, которое все более уверенно эволюционировало в направлении сотрудничества с врагами Чехословакии (Podkarpatské hlasy. 31.10.1929).[4]
Еще более откровенно об опасности украинского движения в Подкарпатской Руси говорили лидеры чехословацких национальных демократов и национальных социалистов, которые с самого начала демонстрировали критическое отношение к проводившейся официальной Прагой политике поддержки украинофилов. В своем обращении к девятому общему собранию русофильского Общества имени А. Духновича в 1932 г. лидер чехословацкой национально-социалистической партии В. Клофач писал: «Дорогие русские друзья! Я признаю его (языковой вопрос – К.Ш.) все еще жгучим, но считаю обязанностью правительства прекратить политику страуса, при которой не желают видеть причин нынешнего языкового хаоса и того факта, что при наличии ошибочных распоряжений некоторых пражских урядов растет движение, которое направлено решительно против нашего государства, а по своим методам уже является ирридентой. Я соглашаюсь с теми, – писал Клофач, – кто в языковом вопросе стоит на платформе Ваших старших национальных будителей и кто эту традицию защищает от протежирования галицкого жаргона, прекрасно понимая заранее, чего не могут понять официальные ответственные деятели, – сколь опасные последствия для государства должно иметь это легкомысленное протежирование…» (Карпатский свет. 1932. № 6. С. 1322 – 1323).[5]
В письме президенту Масарику 29 января 1931 г. Клофач, являвшийся в то время вице-спикером чехословацкого сената, обращал внимание президента Чехословакии на опасность «ирредентистских тенденций» в украинской пропаганде. В качестве иллюстрации Клофач прилагал к своему письму популярную среди украинской диаспоры в ЧСР открытку с картой «Великой Украины», включавшей на западе Подкарпатье и часть восточной Словакии, а на востоке – среднее Поволжье и даже предгорья Северного Кавказа (AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403).[6] Клофач, приводя как пример покушение украинского радикала на представителя карпато-русской интеллигенции Сабова, напоминал Масарику о врождённом германофильстве «панов из Галиции», которые «вносят раздоры в Подкарпатскую Русь» (AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403).[7] По словам Клофача, последняя перепись населения показала, что в количественном отношении украинцы в Подкарпатской Руси «ничего собой не представляют, но, несмотря на это, их ставят во главе учреждений и они отравляют политическую и судебную систему» (AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403).[8]
Украинскую угрозу территориальной целостности Чехословакии и близорукую политику чехословацких властей продолжала активно обсуждать русофильская пресса Подкарпатской Руси. «Наступление ведется с двух сторон границы ради завладения обеими сторонами Карпат, – писал о целях украинского движения «Карпаторусский Голос» в заметке под названием «Украинцы страшны не столько нам, сколько республике». – И вот этому-то движению старательно помогают органы чехословацкой власти. Только ничем не оправдываемая слепота и нежелание видеть грозное будущее могут объяснить ту политику, которая велась и ведется тринадцать лет на Подкарпатской Руси. Не платоническая любовь к карпатороссам, но государственные интересы должны заставить правительство прекратить политику… содействия разрушительным элементам в виде украинизации», – заключал «Карпаторусский голос» (Карпаторусский голос. 25 августа 1932. № 77).[9]
В связи с ростом тревожных для Праги тенденций в украинском движении чехословацкие власти со второй половины 1930-х гг. начинают ограничивать политическую деятельность украинцев, все активнее прибегая к частичной высылке украинских эмигрантов из Подкарпатской Руси в Польшу. Одна из украинских газет, сообщая о насильственном выселении украинских эмигрантов из Чехословакии, в основном с территории Подкарпатской Руси в Польшу, критиковала действия Праги, напоминая чехам, что руководство Украинской Народной Республики в 1917 г. не только позволило Масарику формировать чехословацкие легионы на территории Украины, но и предоставило для этого необходимые средства. В марте 1932 г. министерство внутренних дел Чехословакии запретило распространение периодических изданий ОУН на территории Подкарпатья.
Тревоги чехов по поводу эволюции украинского движения в опасном для Чехословакии направлении были обоснованными. С конца 1920-х гг. ориентация украинского движения на Германию резко усилилась. В феврале 1929 г. в Вене на съезде представителей украинских националистических организаций была создана Организация украинских националистов (ОУН). С приходом в 1933 г. к власти в Германии национал-социалистов во главе с Гитлером началось активное сотрудничество спецслужб нацистской Германии, главным образом гестапо и абвера, с ОУН, которая эффективно использовалась немецкими властями не только в их антипольской, но и в античехословацкой деятельности.
Одним из направлений этой деятельности стала засылка украинских националистов из Галиции в Подкарпатскую Русь для ведения украинской пропаганды среди местной молодежи и создания массового украинского националистического движения. Примечательно, что представитель украинских националистов Ю. Химинец, действовавший в Подкарпатской Руси в качестве главы местного филиала ОУН, в своих мемуарах с разочарованием вспоминал, что «в первой половине тридцатых годов с русинской интеллигенцией Закарпатья тяжело было даже говорить о необходимости национальной борьбы, так как русинская интеллигенция не знала, с кем и во имя чего бороться» (Годьмаш П., Годьмаш С. 2003: 86).[10] «Украинская карта» в Подкарпатской Руси стала особенно активно разыгрываться Берлином с 1937 г., когда наряду с дипломатическим давлением на Чехословакию в связи с судетонемецким вопросом Германия стала использовать в своих интересах как сепаратистское движение в Словакии, так и украинофилов в Подкарпатской Руси.
Для активизации украинского националистического движения в Чехословакии ОУН и созданный при ней Провод украинских националистов (ПУН), занимавшийся координацией действий с немецкими спецслужбами, способствовали переезду в Подкарпатскую Русь большого количества украинских националистов из соседней Галиции. В ноябре 1937 г. при ПУН был образован особый штаб, координировавший действия галичан-эмигрантов в Чехословакии. После убийства главы ОУН Е. Коновальца советскими спецслужбами в 1938 г. руководителем ОУН при поддержке немцев стал А. Мельник, имевший тесные связи с германским абвером. С оккупацией Австрии Германией в марте 1938 г. и с возросшим давлением Берлина на Чехословакию активность связанных с Германией украинских националистов в Подкарпатской Руси резко возрастает.
В октябре 1938 г. глава подкарпаторусского филиала ОУН Ю. Химинец был вызван на переговоры в Берлин, где обсуждалось создание на территории Подкарпатской Руси полувоенной «Организации народной обороны Карпатская Сич», которую предполагалось использовать для последующего захвата власти в Подкарпатской Руси. Костяк «Карпатской Сичи», созданной при активной финансовой и организационной поддержке германских спецслужб, составляли выходцы из Галиции, главным образом имевшие боевой опыт бывшие офицеры Украинской галицкой армии. Поскольку массовой базы для набора рядовых членов «Карпатской Сичи» в Подкарпатской Руси не было, в начале октября 1938 г. ОУН организовала массовые беспорядки в Галицком воеводстве Польши, которые сопровождались столкновениями местных украинцев с польской полицией. Цель этой акции состояла в том, чтобы спровоцировать волну нелегальной эмиграции галицких украинцев в Подкарпатскую Русь. Спасаясь от преследований польской полиции, многие галичане по совету оуновцев нелегально переходили польско-чехословацкую границу и оседали в соседней Подкарпатской Руси, получившей к этому времени статус автономии. Прибывавшие на территорию Подкарпатья галичане пополняли ряды «Карпатской Сичи». По сути, «фактическими заказчиками спецопераций в Подкарпатской Руси были спецслужбы фашистской Германии, а ОУН эти заказы с усердием исполняла» (Годьмаш П., Годьмаш С. 2003: 86).[11]
Усиление украинофилов в Подкарпатской Руси и большое число перебравшихся в Подкарпатье эмигрантов-галичан настолько обострили отношения между соперничающими направлениями в вопросе языка преподавания, что министерство просвещения Чехословакии провело в Подкарпатской Руси в сентябре 1937 г. школьный референдум. Цель референдума состояла в получении ответа на вопрос о том, какой язык обучения предпочитают родители учащейся молодежи для своих детей.
Несмотря на возросшее влияние украинофилов, результаты референдума подтвердили преобладание традиционного русофильства над украинской ориентацией среди карпато-русского населения. За обучение в школах по русофильской грамматике Е. Сабова, которой чехословацкие власти постоянно ставили палки в колеса, высказались в 313 школах, в то время как за украинофильскую грамматику И. Панькевича, официально поддерживаемую чехами, проголосовали в 114 школах, главным образом в приграничных с Галицией гуцульских районах Подкарпатья. Вполне оправданным выглядит мнение, объясняющее подобный результат школьного референдума в «высокогорных, граничащих с Галичиной районах» тем, что «учителей – русинов не хватало; в то же время туда охотно шли учительствовать политэмигранты из Галичины. …Родители на референдуме голосовали, исходя из реальных возможностей обеспечения их школ учителями» (Годьмаш П., Годьмаш С. 2003: 86).[12]
Школьный референдум, который был запоздалой попыткой реверанса чехословацких властей, напуганных активизацией украинского движения, в сторону русофилов, наряду с сохранявшимся преобладанием русофильства, показал и возросшую силу, динамизм и хорошую организацию украинофилов. Так, в ответ на неутешительные для них результаты школьного референдума украинофилы при активном участии украинского культурного общества «Просвита» организовали и провели 17 октября 1937 г. массовый митинг в Ужгороде с требованием повсеместного введения в русинских школах Подкарпатской Руси украинского языка преподавания. В митинге приняли участие в основном представители тех регионов, которые проголосовали за обучение на украинском языке. По утверждению П. и С. Годьмаша, проукраинский митинг в Ужгороде в октябре 1937 г. « был организован на средства Берлина и Москвы местными сторонниками оуновцев и коммунистов» (Годьмаш П., Годьмаш С. 2003: 92).[13] Любопытно, что одним из главных ораторов на митинге был видный деятель коммунистического движения, депутат чехословацкого парламента от компартии Олекса Борканюк, что свидетельствовало о сближении позиций украинофилов-коммунистов и украинских националистов.
Данная акция украинцев вызвала возмущение русофильских кругов. В своей интерпелляции главе правительства ЧСР по поводу манифестации украинцев в Ужгороде 17 октября 1937 г. лидер Русской национально-автономной партии С. Фенцик обращал внимание Праги на то, что в ходе украинской акции «в демагогической форме были выражены протесты против действующих демократических законов нашей Республики, в особенности против языкового закона 17/1926, согласно которого русский язык является официальным языком Подкарпатской Руси, и против закона 172/1937, согласно параграфу 6 которого русские учебники должны быть допущены в карпаторусских школах» (Манифест Русской национально-автономной партии 1938: 416).[14] Фенцик напоминал главе чехословацкого правительства о решении Высшего Административного Суда от 28 июня 1935 г. «не признающего за украинцами и украинским языком никаких прав в Подкарпатской Руси» и выражал удивление в связи с присутствием на украинской манифестации представителей местной власти, что придавало данному мероприятию «характер законности» (Манифест Русской национально-автономной партии 1938: 416).[15] В этом же документе Фенцик задавал главе правительства риторический вопрос о том, «знает ли Господин Председатель Совета Министров о грубом нарушении указанных законов» и считает ли он нужным «предпринять соответствующие меры к тому, чтобы… не подвергался оскорблениям и травле карпаторусский народ?» (Манифест Русской национально-автономной партии 1938: 418).[16]
Однако украинские учителя и работники просвещения, успевшие занять прочные позиции в школьной системе Подкарпатья, откровенно саботировали итоги референдума, большинство участников которого высказалось в пользу русских учебников. В конце 1937 г. лидер Русской национально-автономной партии С. Фенцик направил несколько дополнительных интерпелляций министру просвещения Чехословакии, обращая его внимание на многочисленные случаи преследований преподавателей-карпатороссов со стороны школьных инспекторов-украинцев, а также на противодействие украинских учителей введению русских учебников (Манифест Русской национально-автономной партии 1938: 424).[17] Впрочем, никаких практических последствий это не имело. Прага, судя по всему, не имела ни возможности, ни желания изменить ситуацию.
Неспособность чехословацких властей обеспечить выполнение решений референдума свидетельствовала о том, что Прага постепенно утрачивала рычаги контроля над общественно-политической ситуацией в Подкарпатской Руси. Особенно ярко это проявилось в ходе острого внутриполитического кризиса в Чехословакии в 1938 году, вызванного резкой активизацией движения за автономию не только среди судетских немцев, но и словаков и карпатских русинов.
Литература
Годьмаш П., Годьмаш С. Подкарпатская Русь и Украина. Ужгород, 2003.
Карпаторусский голос. 25 августа 1932. № 77.
Карпатский свет. 1931. № 5-6-7.
Карпатский свет. 1932. № 6.
Карпатська правда. 23 червня (юния) 1929. Число 3.
Манифест Русской национально-автономной партии. Интерпелляции и открытые письма Председателю Совета Министров и Министрам, земскому вице-президенту и вице-губернатору Подкарпатской Руси Д-ра Степана А. Фенцика, депутата парламента. Ужгород. 1938.
AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403.
Encyclopedia of Rusyn History and Culture. Revised and expanded edition. Edited by Paul Robert Magocsi and Ivan Pop. Toronto University Press, 2004.
Magocsi P.R. The Shaping of a National Identity. Subcarpathian Rus’ 1848-1948. Cambridge (Mass.), 1979.
Národní listy. 13.7.1929.
Podkarpatské hlasy. 31.10.1929.
SÚA, fond PMR, inv. č. 588, sign. 223, kart. č. 131. Jazyková otázka na Podkarpatské Rusi 1920-1938.
Venkov. 17.4.1930.
[1] Národní listy. 13.7.1929.
[2] Карпатська правда. 23 червня (юния) 1929. Число 3.
[3] Venkov. 17.4.1930.
[4] Podkarpatské hlasy. 31.10.1929.
[5] Карпатский свет. 1932. № 6. С. 1322 – 1323.
[6] AÚTGM, fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1931, krabice 403.
[7] Ibidem.
[8] Ibidem.
[9] Карпаторусский голос. 25 августа 1932. № 77.
[10] Цит. по: Годьмаш П., Годьмаш С. Указ. соч. С. 86.
[11] Там же.
[12] Там же. С. 91.
[13] Там же. С. 92.
[14] Манифест Русской национально-автономной партии. Интерпелляции и открытые письма Председателю Совета Министров и Министрам, земскому вице-президенту и вице-губернатору Подкарпатской Руси Д-ра Степана А. Фенцика, депутата парламента. Ужгород. 1938. С. 416-417.
[15] Там же.
[16] Там же. С. 418.
[17] Там же. С. 424-431.