Аннотация
Наиболее западная часть восточнославянского этнокультурного пространства представлена русинами-лемками – автохтонными обитателями Лемковины, исторической области в Западной Галиции к северу от Карпатского хребта. Представляя собой восточнославянский клин, вдающийся глубоко на запад и отделяющий поляков на севере от словаков на юге, русины-лемки, испытав колоссальное культурное влияние западнославянских соседей, тем не менее, дольше всех сохраняли верность идее общерусского единства, воспринимая себя как часть единого русского народа от Карпат до Камчатки. В годы Первой мировой войны русины-лемки, наряду с русинами Восточной Галиции и Угорской Руси, стали жертвой австро-венгерского геноцида. Значительная часть интеллигенции русинов-лемков погибла в Талергофе и других австрийских концлагерях. После окончания Первой мировой войны осенью 1918 г. русины-лемки основали Лемковскую республику со столицей во Флоринке в Западной Галиции и длительное время пытались добиться вхождения в состав России, воспринимая себя как часть единого русского народа. Однако революции и Гражданская война в России, а также действия Польши, оккупировавшей Лемковину, не позволили русинам-лемкам добиться реализации своих целей.
_________________________________________________________
Русины-лемки – самая западная часть восточнославянской этноязыковой общности. Историческая территория лемков на северных склонах Карпатского хребта глубоким клином вдавалась в область проживания западных славян, отделяя поляков на севере от словаков на юге. Географическая изолированность и оторванность от других восточнославянских народов, горная среда обитания и влияние западнославянских соседей — поляков и словаков — обусловили этнокультурную специфику русинов-лемков, сохранивших многие архаичные черты традиционной восточнославянской культуры, но в то же время испытавших влияние западнославянского окружения. Многовековой опыт проживания в часто репрессивном иноязычном и иноконфессиональном окружении и постоянная борьба за сохранение собственной национальной и религиозной идентичности сформировали у русинов-лемков прочное осознание своей принадлежности к восточнославянскому миру и приверженность восточному христианству.
Именно русины-лемки дольше всего сохраняли общерусское самосознание, считая себя частью единого русского народа от Карпат до Камчатки и сопротивляясь распространению украинской идеологии. Дискриминационная политика польских властей и аристократии проявлялась, прежде всего, в преследовании православной церкви в северокарпатском регионе, являвшейся основой этнической и религиозной идентичности местного русинского населения. Польские аристократы часто захватывали православные храмы в Северных Карпатах, разрушали их или превращали в католические костелы. Усиление конфессионального и национального давления на восточнославянское население Польши и Венгрии, последовавшее сразу после заключении Брестской (1596) и Ужгородской унии (1646), создало потребность в мощном славянском покровителе-единоверце, в роли которого для карпатских русинов с начала XIX в. все активнее выступает Россия.
Пророссийские симпатии русинов-лемков ярко проявились уже во второй половине XVIII в., когда лемки оказывали поддержку сражавшимся против польских конфедератов российским войскам. В середине и второй половине XIX в. среди интеллигенции русинов-лемков и их южных соседей – угорских русинов – большое распространение получили русофильские идеи, трактовавшие карпатских русинов как наиболее западную ветвь единого русского народа от Карпат до Тихого океана. Особую роль в распространении данных идей на Лемковине сыграли местные греко-католические священники, недовольные растущей полонизацией и латинизацией обрядов греко-католической церкви.
Пророссийские настроения среди карпатских русинов резко усилились после 1849 г., когда через области, населенные русинами, прошла русская армия под командованием генерала И.Ф. Паскевича, посланная императором Николаем I на подавление венгерской революции. Впечатленные мощью русской армии и величием Российской империи, в декабре 1849 г. русины-лемки отправили делегацию к императору Николаю I с просьбой о принятии их под российскую «опеку». Во главе делегации стоял М. Грында из села Шляхтово, одного из самых западных населенных пунктов Лемковины. Однако Николай I не принял делегацию лемков, судя по всему, не желая обострять отношения с Австрией.
Если в Восточной Галиции в конце XIX в. активизировалось украинское движение, то среди русинов-лемков продолжало доминировать традиционное русофильство. Так, русофильское Общество им. Качковского, пропагандировавшее идеи общерусского единства, длительное время сохраняло свою популярность среди русинов-лемков, в то время как украинское культурное общество «Просвита», созданное в 1868 г. во Львове для пропаганды украинской идеи, длительное время не имело поддержки среди населения Лемковины. Первая читальня «Просвиты» на Лемковине была создана только в 1892 г. Для повышения эффективности украинской пропаганды среди русинов-лемков львовская «Просвита» образовала в 1911 г. специальную «Лемковскую комиссию», основная функция которой заключалась в распространении украинской литературы и в увеличении количества читален на Лемковине. Благодаря деятельности данной комиссии, число читален украинской «Просвиты» на Лемковине к началу Первой мировой войны возросло до 22, однако русофильство продолжало доминировать среди местного населения. Так, количество читален русофильского Общества им. Качковского на Лемковине к 1912 г. достигло 109, что во много раз превышало число читален «Просвиты».
Первоначальные попытки украинской пропаганды на Лемковине были в целом неудачными. Первая украинская газета для лемков «Підгірський дзвін», издававшаяся в Саноке и позднее в г. Новы Сонч с января до ноября 1912 г., прекратила свое существование из-за отсутствия читателей. Заметно расширить свое влияние на Лемковине «Просвита» смогла только в 1932–1936 гг. уже в условиях межвоенной Польши. С распространением украинской этнической идентичности в Восточной Галиции в конце XIX – начале XX в. связано и окончательное становление самосознания русинов-лемков, которые не только не восприняли украинскую ориентацию своих восточных соседей — русинов Восточной Галиции, но и решительно выступили против украинской идеологии. Термин «лемко» (производное от широко распространенного в местных русинских диалектах наречия «лем», которое переводится как «лишь», «только») появляется уже в начале XIX в., однако в качестве этнонима данный термин стал широко употребляться с начала ХХ века. В это время национальные деятели Лемковины, встревоженные успехами украинского движения в соседнем Львове, стали использовать регионализм «лемко» в качестве самоназвания, чтобы таким образом отличить русинское население к западу от реки Сан, большинство которого не приняло украинскую самоидентификацию, от русинов Восточной Галиции и Буковины, постепенно становившихся украинцами. В культурном и политическом отношении русины-лемки тяготели не к своим восточногалицким соседям-украинцам, а к соседям с юга – карпатским русинам современной северо-восточной Словакии.
Действенным инструментом распространения русофильских идей и православия среди русинов-лемков стала миссионерская деятельность Русской Православной церкви в Северной Америке, которая была особенно успешна среди многочисленной карпато-русской диаспоры. По словам П. Бэста, в отличие от римско-католической церкви, с пренебрежением относившейся к византийскому обряду русинов – греко-католиков, «русская церковь принимала своих давно потерянных братьев с распростертыми объятиями… Царские власти давали средства на пенсии для духовенства и на строительство церквей. Чувство обретения родины нашло выражение в корреспонденции со старым краем, куда из Северной Америки стали поступать финансовые средства и издания, пропагандировавшие православие и русофильство».
Важным средством поддержания и развития русофильского самосознания лемковской интеллигенции стали так называемые «русские бурсы», которые являлись общежитиями для студентов-лемков, обучавшихся в польских учебных заведениях, и одновременно играли роль самоуправляющихся образовательных и культурных организаций, где проходила социализация лемковской молодежи. Бурсы были мощным инструментом формирования интеллигенции русинов-лемков, поскольку помимо проживания и питания они обеспечивали студентам особую атмосферу воспитания, образования и социализации в патриотическом духе. Первая «русская бурса» была создана в 1898 г. в г. Новы Сонч на западе Лемковины. До начала Первой мировой войны были основаны еще три бурсы, две из которых находились в г. Санок и одна в г. Горлице. Все «русские бурсы», заподозренные австрийскими властями в изменнических настроениях и прорусских симпатиях, были немедленно закрыты с началом Первой мировой войны, а часть их персонала и студентов была арестована и брошена в австрийские концлагеря.
Начало ХХ в. было отмечено нарастанием противостояния между лемковской русофильской интеллигенцией и украинцами Восточной Галиции, которые пользовались явными преференциями со стороны австрийских властей и польской администрации Галиции. Для усиления украинского влияния на грекокатолическое духовенство Галиции и для подрыва позиций русофилов по инициативе австрийских властей был затруднен прием в духовные семинарии Галиции лиц русофильской ориентации, значительная часть которых к началу ХХ в. была уроженцами Лемковины. Так, в 1911 г. из сорока русинов-лемков – кандидатов на поступление в духовную семинарию в Перемышле – был принят лишь один.
По словам современника и очевидца описываемых событий, воспитанники духовной семинарии во Львове русофильской ориентации подвергались постоянной травле и издевательствам со стороны господствовавших там украинцев. В 1912 г. русские воспитанники Львовской семинарии «дважды были вынуждены ночью бежать из семинарии, чтобы спасти свою жизнь перед одичавшими товарищами-украинцами… Русские воспитанники духовной семинарии во Львове пережили трудные времена. Требовалась большая сила духа, чтобы перенести все издевательства со стороны украинцев».
Первая мировая война повлекла широкомасштабные и крайне жестокие репрессии австрийских властей против русинов-лемков, что стало одной из самых трагических страниц истории лемковского народа. Преследования русофильской лемковской интеллигенции австрийскими властями начались с первых дней войны, еще до вступления русской армии в Галицию. Так, «русская бурса» в г. Новы Сонч была закрыта австрийскими властями еще 4 августа 1914 г. Администрация и студенты, проживавшие в бурсе, были арестованы, а ее имущество конфисковано. Подобная участь постигла и другие «русские бурсы» на Лемковине. Однако это было лишь началом репрессий, маховик которых раскручивался все сильнее. Лемковский историк — очевидец описываемых событий — писал: «Вся Лемковина была покрыта виселицами, на которых гибли ее лучшие сыны. Найденная в лемковской хате книжечка издательства Качковского была для австрийского жандарма доказательством того, что ее обладатель является москвофилом и его необходимо наказать».
Сразу после отступления русской армии из Галиции весной 1915 г. австрийские военные власти арестовали несколько тысяч лемков, подозреваемых в шпионаже в пользу России, в основном представителей интеллигенции, которые были брошены в австрийский концлагерь Талергоф неподалеку от Граца. Значительная часть узников Талергофа погибла, не выдержав издевательств и нечеловеческих условий содержания. По сути, в Талергофе был физически ликвидирован цвет лемковской русофильской интеллигенции, а сам концлагерь вошел в историческую память русинов-лемков как символ мученичества за народность и веру. По данным И.Ф. Лемкина, всего в Талергофе находилось несколько десятков тысяч узников со всей Галиции, из них около пяти тысяч составляли русины-лемки. «Наибольшим катом талергофских мучеников, — вспоминал И. Ф. Лемкин, — был украинец, австрийский офицер Чировский, который своими издевательствами над беззащитными превзошел всех немцев».
Больше всего от австрийских репрессий пострадали русины-лемки, однако преследования со стороны австро-венгерских властей затронули все области, населенные русинами. Североамериканские русинские деятели, авторы «Меморандума Русского Конгресса в Америке», сообщали в июле 1917 г.: «Как только Австро-Венгрия объявила войну России, более 30.000 русских людей в Галичине, Буковине и Угорской Руси были арестованы, избиты австрийскими жандармами, полицией и войском, подвергнуты неописуемым мучениям и заключены в концентрационные лагеря: Талергоф, Терезиенштадт, Куфштейн, Шпильберг и др. В одном лишь Талергофе… их умерло 1500 человек от побоев, болезней и голода… Над мирным населением в Прикарпатской Руси немцы и мадьяры издевались таким нечеловеческим образом и сделали над ним столько насилий и зверств, что они ни в чем не уступают зверствам турок в Армении… Лишь за первые девять месяцев войны немцы и мадьяры расстреляли и повесили в Галичине, Буковине и Угорской Руси 20.000 людей».
Осмысливая трагедию карпатских русинов во время Первой мировой войны, галицкие общественные деятели-русофилы впоследствии писали: «Еще не раздались первые выстрелы на поле брани… как бесконечные тысячи представителей нашего народа сгонялись со всех уголков Прикарпатья в тюрьмы. В то время как террор в Бельгии или других странах всецело объясним одним фактором — войной, в отношении Прикарпатской Руси этого недостаточно. Война тут была лишь удобным предлогом, а подлинные причины этой позорной казни зрели у кого-то в уме самостоятельно… Исключительным объектом австро-мадьярских жестокостей было русское народное движение, т. е. сознательные исповедники национального и культурного единства малороссов со всем остальным русским народом… Прикарпатские “украинцы” были одним из главных виновников нашей народной мартирологии во время войны. В их низкой и подлой работе необходимо искать причины того, что карпато-русский народ вообще, а наше русское национальное движение в частности очутились в пределах Австро-Венгрии… на положении казнимого преступника».
Продолжение следует…
