С образованием независимого польского государства в ноябре 1919 года официальная Варшава практически сразу стала проводить политику ярко выраженной экспансии на восток, стремясь к воссозданию Речи Посполитой в границах 1772 года. Данные планы были весьма популярны среди подавляющего большинства польской политической элиты независимо от политических взглядов и предпочтений. Уже с первых месяцев своего рождения Польша оказалась самым неуживчивым и драчливым младенцем Версаля, а мегаломания варшавских политиков сразу стала визитной карточкой этой страны; при этом Польша с самого начала оказалась «одним из самых враждебных соседей советских республик» (Айрапетов 2924: 203)[1].
По замечанию известного отечественного полониста Г.Ф. Матвеева, «Кроме недолгое время существовавших Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР) и Украинской Народной Республики (УНР), в первые годы после восстановления независимости Польша воевала с Германией, Чехословакией, Литвой, и дольше всего – с советскими республиками» (Матвеев 2020: 19)[2]. Уже весной и летом 1919 года польские войска в ходе своего продвижения на восток заняли значительную часть этнических белорусских и литовских земель, включая Минск и Вильну (Вильнюс).
Культурная и национальная политика, проводившаяся польскими оккупационными властями на захваченных белорусских землях, изначально не оставляла сомнений в том, что конечной целью официальной Варшавы являлась системная и последовательная полонизация местного белорусского населения, которое воспринималось польскими политиками с позиций цивилизационного превосходства. Всё это нашло отражение в многочисленных материалах Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины, действовавшей на оккупированной поляками территории и выступавшей от имени местного белорусского населения.
Так, в бюллетене № 3 Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины от 23 сентября 1919 года сообщалось о том, что руководство Рады направило на имя польского Генерального Комиссара Восточных Земель документ, в котором отмечалась постоянно растущая языковая дискриминация белорусского населения. В частности, в данном документе говорилось о том, что «всё чаще имеют место случаи отказа со стороны властей в принятии заявлений на белорусском языке и предъявления требований, чтобы все обращения, бланки, вывески и печати были исключительно на польском языке» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3)[3].
Представители Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины несколько наивно просили пана Генерального Комиссара Восточных Земель разъяснить польским чиновникам на местах, что в соответствии с обращением Начальника Польского Государства Ю. Пилсудского они «обязаны принимать документы на белорусском языке» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3)[4]. Столь глубокая и трогательная вера белорусских деятелей из Рады Виленщины и Гродненщины в искренность заявлений Пилсудского, очевидно, немало позабавила польских чиновников, которые прекрасно понимали, каковы истинные намерения главы государства в отношении белорусского населения. В этом же документе со ссылкой на информацию от Белорусской Рады Гродненщины сообщалось о том, что по инициативе местной польской администрации «во всех учреждениях происходят массовые увольнения с работы православных белорусов» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3)[5].
Практически с первых дней польской оккупации белорусских земель крайне острое звучание приобрёл школьный вопрос. Так, 22 сентября 1919 года Центральную Белорусскую Раду Виленщины и Гродненщины посетила делегация крестьян и учителей из Новогрудского повета, которые жаловались на то, что на территории их повета оккупационная польская администрация учреждает исключительно польские школы, хотя подавляющее большинство местного населения является православными белорусами (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3)[6].
Школьным вопросам был полностью посвящён бюллетень № 4 Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины, изданный 26 сентября 1919 года. «Сообщения белорусских учителей, полученных Центральной Белорусской Радой Виленщины и Гродненщины, свидетельствуют о том, – говорилось в четвёртом бюллетене Рады, – что польские власти не признают ни саму Беларусь, ни белорусские школы. Что касается белорусских учителей, то их не только не утверждают, а просто выгоняют, угрожая, что в следующий раз они будут арестованы. В Белостокском и Бельском поветах Гродненской губернии польские школьные инспекторы заявили, что в местные белорусские школы могут быть приняты только те учителя, которые окончили польские учительские курсы. Однако при этом тем учителям, которые закончили польские учительские курсы, но являются сознательными белорусами или православными, школ всё равно не дают… Некоторые польские инспекторы говорят, что они не имеют ничего против белорусских школ, если будут вынесены приговоры крестьян в их пользу. Но власти не разрешают созывать крестьянские сходы, необходимые для принятия таких приговоров» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 7)[7].
Аналогичные проблемы имели место и в Гродненском повете, откуда руководство Белорусской Центральной Рады также получало многочисленные сообщения с мест о фактическом запрете польскими властями белорусских школ. В частности, местные польские школьные инспекторы не признавали протоколов, подписанных белорусскими крестьянами в пользу создания белорусских школ, голословно объявляя их либо неправильно составленными, либо вовсе незаконными. Как подчёркивалось в бюллетене № 4 Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины от 26 сентября 1919 года, на территории Гродненского повета «до настоящего времени не функционирует ни одна белорусская школа» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 7)[8]. Польские чиновники, таким образом, весьма умело и изобретательно создавали замкнутый бюрократический круг, когда требуемые ими протоколы крестьян они либо не давали возможности подписать, либо просто объявляли их недействительными.
Весьма примечательной была и кадровая политика польских властей и администрации на оккупированных белорусских землях, сразу же обнаружившая явные полонизаторские тенденции. Так, в обращении Белорусской Рады Гродненщины в Центральную Белорусскую Раду Виленщины и Гродненщины от 19 сентября 1919 года сообщалось о массовых увольнениях лиц православного вероисповедания, включая белорусов, из штатов гродненской полиции. Массовые чистки по этническому и конфессиональному признаку затронули также и железную дорогу, откуда, по сообщению представителей Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины, в массовом порядке увольнялись все лица непольской национальности (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 7-15)[9].
Данная весьма показательная и красноречивая политика польской администрации быстро заставила пересмотреть свои взгляды даже тех белорусских деятелей, которые вначале были настроены полонофильски и наивно ожидали от Варшавы содействия в создании белорусской государственности. Так, если в декларации членов Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины от 12 июля 1919 года выражалась осторожная надежда на помощь Польши в «освобождении от большевистско-московского деспотизма» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 48)[10], то спустя всего два месяца, 17 сентября 1919 года в резолюции Пленума Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины с грустью констатировалось, что «все польские гражданские и политические круги стали на путь раздела Беларуси и полного непризнания её независимости» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 4)[11].
Более того, здесь же отмечалось, что польское общественное мнение независимо от политической ориентации считает «все земли вплоть до Березины и даже до Днепра польскими землями, которые необходимо присоединить к польскому государству» (НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 4)[12].
Впоследствии тенденции, обнаружившиеся в национальной политике польских властей на оккупированных белорусских землях уже в 1919 году, постоянно усиливались и к середине 1920-х годов приобрели характер откровенного этноцида. Показательно, что польская политика, направленная на полную ликвидацию белорусского образования, привела к тому, что к 1939 году в Польше не осталось ни одного учебного заведения с преподаванием на белорусском либо русском языке; при этом в межвоенной Польше проживало не менее двух миллионов этнических белорусов, численность которых, впрочем, тщательно и постоянно занижалась официальной статистикой.
Яркой и красноречивой иллюстрацией отношения официальной Варшавы к белорусскому населению может служить высказывание известного польского политика, министра юстиции Польши сразу после переворота Пилсудского в 1926-1928 годах А. Мейштовича, по откровенному выражению которого «Белоруссия самой историей предназначена быть мостом для польской экспансии на Восток. Белорусская этнографическая масса должна быть переделана в польский народ. Это приговор истории, мы должны этому способствовать» (НАРБ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 177. С. 32)[13]. Именно эту политику официальная Варшава последовательно реализовывала в течение всего межвоенного периода, что впоследствии стало одной из существенных причин её краха осенью 1939 года.
Литература
Айрапетов О.Р. История внешней политики Советского государства 1918-1941. Том 1. Москва: Кучково Поле, 2024.
Матвеев Г.Ф. Советско-польская война и два сценария для Восточной Европы // Польша в борьбе за Восточную Европу 1920-2020. Москва: Кучково поле, 2020.
Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3.
НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 7-15.
НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 48.
НАРБ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 177. С. 32.
[1] Айрапетов О.Р. История внешней политики Советского государства 1918-1941. Том 1. Москва: Кучково Поле, 2024. С. 203.
[2] Матвеев Г.Ф. Советско-польская война и два сценария для Восточной Европы // Польша в борьбе за Восточную Европу 1920-2020. Москва: Кучково поле, 2020. С. 19.
[3] Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3.
[4] Там же.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Там же. С. 7.
[8] Там же.
[9] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 7-15.
[10] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 48.
[11] Там же. С. 4.
[12] Там же.
[13] НАРБ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 177. С. 32.
