«БЕЛОРУСАМ В ПОЛЬШЕ ГРОЗИТ НАЦИОНАЛЬНАЯ СМЕРТЬ…»

ПОЛОЖЕНИЕ БЕЛОРУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ ВИЛЕНЩИНЫ И ГРОДНЕНЩИНЫ В 1919 г.

Окончание Первой мировой войны, распад Германской, Австро-Венгерской и Российской империй и провозглашение в ноябре 1918 г. независимой Польши дали мощный импульс активизации белорусского национального движения. Если в самом начале Первой мировой войны немногочисленные активисты белорусского национального движения ограничивались требованием автономии белорусских земель в составе России, то после революционных потрясений в России в 1917 г. лидеры белорусского движения при активной поддержке немецкой оккупационной администрации окончательно дистанцировались от России, поставив перед собой цель создания независимого белорусского государства. С самого начала, однако, данные планы были обречены на провал, поскольку полностью противоречили интересам польской политической элиты, первоначально стремившейся к восстановлению восточных границ Речи Посполитой в 1772 г.

Образование независимой Польши и её стремительная экспансия на восток, в ходе которой польская армия заняла значительную часть этнически белорусских земель, первоначально позитивно трактовались белорусскими национальными деятелями, которые наивно связывали реализацию своих политических планов с поддержкой Польши. «Мы ожидаем реализации обращения Верховного Вождя польских войск Ю. Пилсудского к народам бывшего Великого Княжества Литовского. Заявляем, что только при помощи поддержке братской Польши в соответствии с давним славным лозунгом польского народа «вольный с вольными, равный с равными», мы сможем добиться нашей желанной цели – независимости Беларуси, – писали в своей декларации, принятой в Вильно 12 июля 1919 г., члены Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины, претендовавшей на выражение интересов белорусского населения данных областей. – Польша обязана помочь белорусам… освободить край от большевистско-московского деспотизма. Поляки – наши давние соседи; сыны нашей общей белорусской земли, мы призываем их к совместной народно-государственной работе, которая в этот исторический момент ещё больше углубит наше традиционное многовековое сосуществование на родной земле»[1]. Очень быстро, однако, авторов данной декларации постигло жестокое разочарование.

Польские власти – вопреки далекоидущим ожиданиям лидеров Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины – считали данные земли отнюдь не белорусскими, а исконно польскими и, стремясь к возрождению Речи Посполитой в её исторических границах, проводили последовательную политику их инкорпорации в состав польского государства. Уже 17 сентября 1919 г., то есть спустя всего два месяца после своей декларации от 12 июля 1919 г., выражавшей надежду на помощь Польши в создании независимой Беларуси, Центральная Белорусская Рада Виленщины и Гродненщины приняла резолюцию с резкой критикой польской политики в белорусском вопросе. «Со стороны польского Верховного Правительства в отношении создания независимого и неделимого белорусского государства до последнего времени ничего не сделано, – говорилось в резолюции Пленума Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины от 17 сентября 1919 г. – Руководители польской политики от народной демократии до партии польских социалистов высказались в том смысле, что земли на восток от Польши до реки Березины, а возможно и до Днепра, являются польскими землями и их необходимо присоединить к Польше. Таким образом, – подводили грустный для себя итог лидеры Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины, – все польские общественные и политические круги ясно встали на путь раздела Беларуси и непризнания её независимости… Ни польское правительство, ни широкие общественные круги не заинтересованы в идее создания независимой Беларуси. Польское правительство и представители польской общественной мысли не выдвинули до последнего времени никакой программы в отношении к Беларуси. Это отсутствие программы даёт широкую возможность тем кругам чиновников и общественности, которые настроены на аннексию, проводить в жизнь политику присоединения и политику полонизации оккупированных частей Беларуси»[2]. 

Подводя итог своим грустным размышлениям по поводу польской политики в белорусском вопросе и демонстрируя явное разочарование в связи с несбывшимися надеждами, руководители Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины глубокомысленно заключали: «Подобное положение вещей вынуждает Раду Виленщины и Гродненщины придерживаться в отношении к Польше очень осторожной тактики…»[3].

Впрочем, очень скоро лидерам Рады пришлось забыть о своих масштабных политических планах создания независимого белорусского государства с опорой на «братскую Польшу» и вплотную заняться куда более насущными вопросами спасения белорусского населения от тотальной и агрессивной полонизации, которая с самого начала проводилась польской администрацией.

Одним из главных предметов беспокойства лидеров Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины были постоянные репрессии польской администрации по отношению к белорусскому языку. В своём информационном бюллетене от 23 сентября 1919 г. руководители Рады писали: «Все чаще имеют место отказы польской администрации принимать заявления на белорусском языке и категоричные требования местных властей использовать только польский язык в заявлениях, бланках, на вывесках и в печатях»[4]. Все это вынудило лидеров Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины обратиться к польскому Генеральному комиссару восточных земель с просьбой дать подробные разъяснения по поводу того, что все документы на белорусском языке в соответствии с обращением «Начальника Польского Государства» должны приниматься к рассмотрению представителями польской администрации на всей территории Виленщины и Гродненщины. Кроме того, руководители Рады предложили вывесить подробные разъяснения по данному вопросу на самых видных местах тех областей, где проживают этнические белорусы[5].      

Предметом особого внимания лидеров Рады стали массовые увольнения с работы лиц белорусской национальности, которые предпринимались польской администрацией в регионе. В первую очередь речь шла о таких ключевых для государства областях, как железнодорожный транспорт и органы полиции. Уже 23 сентября 1919 г. в информационном бюллетене Центральной Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины № 3 сообщалось о том, что «от Центральной Рады Гродненщины в Центральную Белорусскую Раду Виленщины и Гродненщины поступил доклад о проводимых на Гродненщине повсеместных увольнениях с полицейских функций белорусов православного вероисповедания»[6]. 19 октября 1919 г. представители белорусского населения Гродненщины сообщали Белорусской Раде Виленщины и Гродненщины следующее: «По приказу польских властей в г. Гродно с 15 сентября все работники гродненской полиции – православные, в том числе и белорусы, увольняются со службы. Сообщая об этом Раде, мы высказываем свой горячий протест против такой политики поляков…»[7].   

По просьбам многочисленных железнодорожников Гродненского региона, уволенных с работы польской администрацией, Центральная Рада Виленщины и Гродненщины в конце сентября 1919 г. обратилась к польскому Генеральному комиссару восточных земель с официальным запросом о том, какие требования «в вопросе национальной принадлежности» предъявляются тем, кто претендует на трудоустройство на железной дороге[8]. Отвечая на данный запрос, комиссар Виленского округа Гражданского управления восточных земель указал, что подобные вопросы должны быть адресованы непосредственно администрации железных дорог; при этом, насколько ему известно, основным критерием приёма на работу на железную дорогу являются способности и профессиональная подготовка, а не «определённая национальная принадлежность кандидата»[9]. Однако, несмотря на отрицание какой-либо дискриминации на национальной почве комиссаром Виленского округа Гражданского управления восточных земель, многочисленные факты дискриминации непольского населения в области трудоустройства на железной дороге имели место и в дальнейшем.

Впрочем, наиболее тяжёлая ситуация сразу же сложилась в области белорусского образования, которое с самого начала стало объектом систематических преследований со стороны польской администрации. Так, 22 сентября 1919 г. в Центральную Белорусскую Раду Виленщины и Гродненщины прибыла делегация белорусских крестьян и учителей из Новогрудского повета, которая заявила о том, что в Новогрудке и в соседних областях польские оккупационные власти «организовывают только польские школы даже для православного белорусского населения»[10].

Проблемам организации белорусских школ на оккупированных поляками белорусских землях был полностью посвящен информационный бюллетень №4 Белорусской Рады Виленщины и Гродненщины от 26 сентября 1919 г. «Многочисленные доклады белорусских учителей в Центральную Белорусскую Рады Виленщины и Гродненщины позволяют сделать вывод о том, что польские власти не признают ни Беларусь, ни белорусские школы, – отмечалось в данном бюллетене. – Учителей не только не утверждают в должности, но просто выгоняют, обещая в следующий раз арестовать. В Белостокском и Бельском поветах Гродненской губернии польские школьные инспекторы заявили белорусским учителям, что в местные белорусские школы могут быть назначены только те учителя, которые закончили польские учительские курсы… Но тем учителям, которые окончили польские учительские курсы, но являются сознательными белорусами или православными, никаких школ все равно не дают. В некоторых местах поветовые школьные инспекторы говорят, что они ничего не имеют против белорусских школ, если будет вынесен приговор крестьян, но власти не разрешают созвать сельский сход…»[11]. Польская администрация, таким образом, искусственно создавала весьма эффективный бюрократический замкнутый круг, не позволявший под благовидным предлогом создавать белорусские школы.

Из белорусских сел Гродненского повета в Центральную Белорусскую Раду Гродненщины и Виленщины постоянно поступала информация о многочисленных случаях злоупотреблений польской администрации в вопросе открытия белорусских школ. В частности, белорусские активисты с мест сообщали, что протоколы с просьбами населения об открытии школ, которые охотно давали белорусские крестьяне, как правило, отвергались польскими школьными инспекторами под предлогом того, что они незаконны. По сёлам, население которых подписало протоколы об открытии белорусских школ, «ездят польские школьные инспекторы и самыми разными способами стремятся воспрепятствовать открытию белорусских школ. До настоящего времени, – отмечалось в обращении жителей Гродненщины в Центральную Белорусскую Раду Гродненщины и Виленщины в конце сентября 1919 г., – в Гродненском повете не действует ни одна белорусская школа»[12]. 

В информационном бюллетене № 5 от 12 октября 1919 г., выпущенном Центральной Белорусской Радой Гродненщины и Виленщины, сообщалось, что в обращениях белорусских учителей с самых разных мест Виленского и Гродненского регионов фиксируются многочисленные факты отказов польских школьных инспекторов в поветах утверждать их в качестве учителей белорусских школ. При этом, как отмечалось в донесениях белорусских учителей, им часто делались предложения идти на работу в местные польские школы[13].

Репрессивная антибелорусская политика польской администрации в области образования и в кадровом вопросе сочеталась с частыми проявлениями прямых преследований в отношении тех лиц, которые демонстрировали приверженность к белорусской культуре и языку. «На территории Гродненщины часто проводятся обыски и в том случае, если находят самое невинное издание на белорусском языке – сразу же арестовывают, – сообщалось в информационном бюллетене № 5 Белорусской Рады Гродненщины и Виленщины от 12 октября 1919 г., – Подобный случай произошёл с Павлом и Анной Пыревскими и Язепом Дроздовским, которых за найденные у них издания на белорусском языке продержали под арестом 4 дня и потом отправили домой»[14]. 

После захвата Вильно и Виленщины в октября 1920 г. 1-й Литовско-белорусской дивизией под командованием польского генерала Л. Желиговского, предпринятого с целью последующей инкорпорации данного края в состав Польши, репрессии против белорусского населения усилились. «По полученным сведениям, белорусские организации на территории, занятой войсками генерала Желиговского, подвергаются террору; некоторые виднейшие белорусские работники интернированы в лагерях Польши, – информировал бюллетень белорусского пресс-бюро в ноябре 1920 г. – Выходившая белорусская газета «Белорусское слово» (Гродно) закрыта, а бывшие сотрудники её привлечены к судебной ответственности за нелояльное отношение к «правительству» генерала Желиговского и за помещение ряда статей, направленных против захватнической авантюры пресловутого генерала»[15].

По сведениям белорусских деятелей Виленщины и Гродненщины, к осени 1920 г. «в одной только Гродненской тюрьме томится около 500 заключённых белорусских работников. Все ходатайства перед польскими властями об освобождении ни к чему не привели. Белорусские кооперативы польскими оккупантами закрыты. Особенно враждебно ко всему белорусскому настроен гродненский комиссар польского правительства Рогалевич, который явившейся к нему делегации Белорусского Национального Комитета Гродненщины заявил, что как представителю польской власти ему очень не нравится широкий размах белорусской работы в пределах Гродненщины, тем более, что эта область представляет собою чисто польские земли с незначительным числом белорусского населения»[16]. В бюллетене белорусского пресс-бюро №19 в конце ноября 1920 г. сообщалось о прибывшем из польского концентрационного лагеря в Домбе лидере белорусских социалистов-революционеров Т. Грибе, который провел в польских тюрьмах и лагерях почти 8 месяцев. По словам Т. Гриба, «в концентрационном лагере в Домбе находится 500 белорусских деятелей. Положение интернированных каторжное. Смертность невероятная. Побеги только и спасают интернированных от смерти. Из тифозных бараков интернированных переводят в здоровые бараки. Смертность и опасность заразы настолько велики, что даже польская охрана часто втыкает штыки в землю и убегает»[17].       

Важной составной частью политики польской администрации на западнобелорусских землях была последовательная и системная дискриминация православной церкви, которая воспринималась польскими властями как существенный фактор поддержки общерусского самосознания местного белорусского населения и как серьёзное препятствие в процессе полонизации православных белорусов. С самого начала польские власти сделали ставку на резкое сокращение православных приходов на западнобелорусских землях, на изъятие церковной земли у православных священников и на массовый захват православных храмов. «Из 38 приходов Бельского уезда только 11 приходов осчастливлены правом свободного служения своему Богу. Такое же сокращение приходов проводится правительством и в других уездах и вызывает негодование населения. В закрытые приходы власти не допускают священников, несмотря на усиленные ходатайства и приговоры прихожан»,[18] – писали в своем мемориале Патриарху Московскому Тихону 2 ноября 1921 г. архиепископ Виленский Елевферий, епископ Гродненский Владимир, епископ Бельский и Холмский Сергий и ряд других православных иерархов из регионов Западной Беларуси. Приводя ряд многочисленных примеров вопиющего насилия над православными со стороны польской полиции и администрации, православные иерархи указывали на частую практику насильственного захвата православных церквей. В упомянутом документе описывался факт захвата в марте 1921 г. православной церкви в селе Высоцк Слонимского уезда при участии местного ксендза и полицейского; при этом в церкви был сломан иконостас. По словам авторов мемориала, «насильственно захватываются ксендзами с одобрения властей такие церкви, здания которых никогда прежде не были католическими костелами и обращаются в костелы даже в таких местах, где католиков или вовсе нет или они в самом небольшом количестве – для целей, видимо, миссионерских, как, например, в селе Завыках Белостоцкого уезда, в селе Дойлидах того же уезда, в м. Жировицах Слонимского уезда, в д. Козловичах Гродненского уезда»[19].

Как отмечалось в мемориале православных иерархов западнобелорусских земель, «могучим средством борьбы с православной верой избрало правительство отнятие от православных приходов церковной земли, домов, хозяйственных построек. В этих случаях священник лишается физической возможности существования и должен оставлять приход, так как прихожане, разорённые войною, не в состоянии содержать своего священника. Гражданские власти отдают в аренду посторонним лицам, преимущественно католикам, церковные земли, не считаясь с тем, что на местах находятся священники, не имеющие иных средств содержания кроме церковных земель. В тех приходах, где священники, по военным обстоятельствам, выезжали вглубь России в 1915 г., там земля должна быть отдана в казну, хотя бы священник, вернувшись из России, опять занимал бы свой приход…. Так как все православное духовенство выезжало в 1915 г. внутрь России, то все православные церкви на основе этого распоряжения… уже лишаются церковной земли»[20].     

По мнению православных иерархов, подобная политика была направлена на денационализацию местного белорусского православного населения и на его последующую латинизацию и полонизацию. «Не допуская священников в закрываемые приходы, лишая их возможности физического существования через отнятие у них земель, жилищ и т.д., правительство, в союзе с дружественным ему латинским духовенством, оставляет массы православного населения без духовного руководства, а поселяющиеся вместо удалённых с приходов православных священников латинские ксендзы заманивают православных указанием на то, что католики живут в ласке у начальства, занимают должности, имеют поддержку, тогда как на долю православных остается лишь унижение и нищета, – говорилось в мемориале православных иерархов западнобелорусских земель Патриарху Московскому Тихону 2 ноября 1921 г. – Сытость ксендзов, внешний их лоск дружество с власть имущими действуют обаятельно на темные массы и дают властям приятную уверенность, что все подданные Великой Польши сольются в одну польскую национальность, когда, по словам ксендза Марцинкевича, сбудется обещание Папы Римского, что в Польше не будет ни одного схизматика. Так объявленная в Сейме свобода совести (3 статья Закона Конституции, одобренного Сеймом 17 марта 1921 г.) куда тяжелее православному населению Польши, чем монгольское иго XIII века, когда татарские ханы оказывали православной церкви разные льготы и обеспечивали её права, видя в ней оплот внешнего порядка…»[21].

***

Неутешительный итог первым годам польского господства на западнобелорусских землях подводил мемориал правительства Белорусской Народной Республики Патриарху Московскому Тихону от 27 января 1921 года. «Без воли и согласия белорусского народа соседи делят этнографическую территорию Беларуси, рассчитывая на ускоренную ассимиляцию присваиваемой белорусской части. Польское правительство уже теперь объявляет исконную белорусскую Гродненщину, в которой 71% белорусского населения и не более 10% поляков, «Литовской Польшей»… Настроение польского общества муссируется многочисленными «патриотическими» брошюрами, главный момент которых – присоединение к Польше «всходних кресов», то есть частей Белоруссии и Украины, – говорилось в мемориале правительства БНР Патриарху Тихону. – «Патриотические» выкрики… – выражение настроения польских правящих кругов. Подтверждением этого является поистине страшный жестокий режим польской оккупации частей Белоруссии. Тысячами белорусов поляки наполняют тюрьмы, лагеря для интернированных в Кракове, Галиции, Ново-Георгиевске, Бресте, Белостоке. Крестьяне в деревнях подвергаются насилиям, издевательствам и дикому произволу жандармов. Православные храмы, даже не бывшие католическими и униатскими, отнимаются. Православные священники месяцами не допускаются местными польскими властями к выполнению пастырских обязанностей… Белорусские школы закрыты, а почти в каждой школе открыты польские школы с учительницами – ярыми польками из Западной Галиции. На публичных лекциях ораторы высказывают мнение, что все граждане Польши должны быть поляками…. На деле польская толерантность есть не что иное, как самая дикая нетерпимость национальная и религиозная. Несомненно поэтому, что всем белорусам в Польше грозит национальная смерть»[22].        

Столь неутешительный диагноз политике официальной Варшавы в белорусском вопросе полностью подтвердился и после заключения Рижского мирного договора 18 марта 1921 года. Несмотря на содержавшиеся в данном договоре и в польской Конституции статьи, гарантировавшие соблюдение национальных прав меньшинств, политика властей Польши в течение всего межвоенного периода была направлена на системную денационализацию и полонизацию белорусского и украинского населения, которая проводилась с широким применением самых репрессивных методов.

---

[1] Национальный Архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 48.

[2] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 3. С. 4.

[3] Там же.

[4] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3.

[5] Там же.

[6] Там же.

[7] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 7.

[8] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 15.

[9] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 10. С. 12.

[10] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 3.

[11] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 7.

[12] Там же.

[13] НАРБ. Ф. 878. Оп. 1. Д. 6. С. 18.

[14] Там же.

[15] НАРБ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 117. С. 100.

[16] Там же. С. 102.

[17] Там же.

[18] НАРБ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 128. С. 2.

[19] Там же. С. 4-5.

[20] Там же. С. 5.

[21] Там же. С. 6-7.

[22] Там же. С. 34-35.